Во Фат поднял руки вверх.
— Делайте что хотите, я сдаюсь.
В это время в помещение вошёл детектив Джонсон, неся в руках два голубых бланка для оформления протокола.
— Вам они не понадобятся, детектив, — заявил Боффер. — Мистер Во Фат решил отказаться от обвинений. Это было простое проявление раздражительности с обеих сторон. Мой клиент тоже воздержится от заявлений.
— Меня это устраивает, — обрадовался детектив. — Меньше писанины.
Ремо поднялся и сделал несколько шагов к выходу.
Боффер повернулся к Во Фату:
— Всё в порядке, сэр?
— Да.
— И я не делал вам никаких угроз или каким-либо образом не принуждал вас к этому решению? — Адвокат прошептал: — Скажите: «Нет».
— Нет.
Боффер посмотрел в сторону двери. Ремо уже исчез. Не было его и в комнате дежурного.
Жена Боффера ожидала мужа на улице, в автомобиле; оконное стекло было опущено.
— Что это был за лунатик? — спросила она.
— Какой лунатик?
— Да только что мимо пробежал странный мужчина. Он всунул голову в машину и поцеловал меня. Ещё сказал что-то неимоверно глупое. Конечно, смазал мою помаду.
— А что он сказал?
— «Это работа, дорогуша». Вот что он сказал.
По пути в гостиницу Ремо прежде всего убедился в отсутствии за ним слежки. Когда он вошёл в свою комнату, Чиун сидел на кушетке, созерцая ночную темноту.
— Где Мэй Соонг? — спросил Ремо.
Чиун через плечо показал на её комнату.
— Кто-нибудь следил за вами?
— Нет.
— Между прочим, как ты ухитрился это сделать? Я имею в виду — так быстро скрыться?
Чиун самодовольно усмехнулся.
— Если я расскажу это, ты разболтаешь своим друзьям, и тогда секрет перестанет быть секретом.
— В таком случае я спрошу у девушки, — пригрозил Ремо, направляясь к её двери.
Чиун пожал плечами.
— Мы забежали наверх, на пару этажей, и спрятались между дверьми. Никому не пришло в голову искать нас там.
Ремо презрительно хмыкнул.
— И всего-то! Волшебник… Ха!
Он вошёл в соседнюю комнату, и Мэй Соонг буквально замурлыкала при его появлении. Она подошла к нему, на ней был накинут только тонкий прозрачный халат.
— Ваш Чайнатаун очень мил. Мы должны вернуться туда.
— Конечно, конечно. Всё, что ты пожелаешь. Кто-нибудь пытался связаться с тобой с тех пор, как вы вернулись?
— Спроси у своего лакея! Он лишил меня свободы и уединения. Мы сможем побывать завтра в Чайнатауне? Я слышала, там имеется великолепная школа каратэ, которую обязательно надо посетить.
— Конечно, конечно, — опять согласился Ремо. — С тобой попытаются связаться. Вероятно, они смогут привести нас к генералу, поэтому сделай так, чтобы я был в курсе.
— Конечно.
Ремо повернулся, чтобы уйти, но она подбежала и встала у него на дороге.
— Ты сердишься? Тебе не нравится то, что ты видишь? — она вытянула вперёд руки и гордо выпятила свои маленькие молодые грудки.
— В другой раз, малышка.
— Ты выглядишь обеспокоенным. О чём ты думаешь?
— Мэй Соонг, я думаю о том, что ты затрудняешь сейчас мой уход, — ответил Ремо.
На самом деле он подумал о том, что с ней уже установили контакт, поскольку на тумбочке у кровати лежала красная книжечка Председателя Мао, а у Мэй не было физической возможности купить её. К тому же она проявила вдруг такой энтузиазм к возвращению в Чайнатаун и посещению этой великолепной школы каратэ!
Он сказал:
— Давай сейчас отдохнём, чтобы утром встать пораньше и отправиться в Чайнатаун на поиски генерала Лиу.
— Уверена, что завтра мы его найдём, — произнесла она радостным тоном и обняла Ремо за шею, тесно прижавшись головой к его груди.
Ремо провёл ночь в кресле, которое приставил к двери комнаты Мэй Соонг, чтобы пресечь любую попытку со стороны девушки выбраться наружу. Утром он грубо разбудил её и сказал:
— Пошли, купим тебе кое-что из одежды. В нашей стране не пристало расхаживать в этом безобразном плаще.
— Это изделие КНР. Мой плащ даже очень хорошо сшит.
— Но твоя красота не должна быть сокрыта под ним. Зачем лишать массы возможности наслаждаться видом молодого здорового Китая.
— Ты действительно так думаешь?
— Да.
— Но я не хочу носить одежду, изготовленную в результате эксплуатации страдающих рабочих. Швы, состоящие из крови. Материю, сотканную из их пота. Пуговицы, изготовленные из их костей.
— Ну, мы купим что-нибудь не очень дорогое. Всего несколько предметов. Ты слишком привлекала внимание своей одеждой.
— Хорошо. Но только купим не очень много. — Мэй Соонг подняла палец, как будто читала лекцию. — Я не хочу наживаться на эксплуатации рабского труда.
— Отлично, — ответил Ремо.
В магазине «Лорд и Тэйлор» Мэй Соонг обнаружила, что работники фирмы Пуччи неплохо зарабатывают. Она отдавала предпочтение итальянским товарам, потому что в Италии существовала большая компартия. Эта преданность рабочему классу выразилась в двух ситцевых платьях, халате, четырёх парах туфель, шести лифчиках, шести кружевных трусиках, серёжках, потому что они были золотыми и таким образом подрывали западную систему денежного обращения, парижских духах, а также, дабы показать, что Китай не ненавидит народ Америки, в клетчатом пальто, сшитом на Тридцать третьей улице.
Общий счёт был на сумму восемьсот семьдесят пять долларов двадцать пять центов. Ремо вынул девять стодолларовых банкнот из бумажника.
— Наличные? — спросила продавщица.
— Да. Похоже, что так. Все они зелёненькие.
Продавщица позвала заведующего секцией.
— Наличные? — опять поинтересовался тот.
— Да. Деньги.
Мистер Пелфред, заведующий секцией, взял одну из бумажек и поднёс её к свету, затем жестом попросил подать ему другую. Эту он тоже посмотрел на свет. Затем недоуменно пожал плечами.
— В чём дело? — спросила Мэй Соонг у Ремо.
— Я плачу наличными.
— А разве не так ты должен платить?
— Ну, большинство покупателей расплачиваются за покупки с помощью кредитных карточек. Покупаешь всё, что тебе угодно, в карточке делают отметку и в конце месяца присылают счёт.
— Ах, да. Кредитные карточки. Экономическая эксплуатация народа с помощью хитрой уловки, которая даёт иллюзию покупательной способности. На самом-то деле люди становятся рабами корпораций, выпускающих эти карточки. — Пронзительный голос Мэй, казалось, достигал потолка торгового зала.
— Кредитные карточки должны быть сожжены вместе с людьми, которые их выпускают.
— Правильно, — раздался вдруг голос мужчины в двубортном костюме.
Захлопал в ладоши полицейский. Женщина, одетая в норковую шубу, расцеловала Мэй Соонг в обе щеки. Какой-то бизнесмен поднял вверх сжатый кулак.
— Хорошо, мы возьмём ваши деньги, — согласился мистер Пелфред. — Наличные! — закричал он.
— А что это такое? — спросил один из клерков.
— Это такая штука, которой раньше всюду пользовались. Примерно то же самое, что вы бросаете в телефон-автомат на улице.
— Нечто вроде платы за сигареты, но только гораздо крупнее, да?
— Да, — ответил другой клерк.
Мэй Соонг надела одно из розовых ситцевых платьев, и служащая отдела стала упаковывать её плащ, сандалии и серое форменное платье. Мэй повисла на руке у Ремо, прижалась щекой к его сильному плечу. Она наблюдала, как продавщица складывала её плащ.
— Довольно странный плащ. Где такой сшили? — спросила молодая продавщица с курчавыми волосами цвета соломы и нагрудной табличкой, на которой было написано: «Мисс П. Уолш».
— В Китае, — ответила Мэй Соонг.
— Я считала, что в Китае делают хорошие вещи, такие, как, например, шёлк, ну и другие ткани.
— Китайская Народная Республика, — уточнила Мэй Соонг.
— Да. Чан Кайши. Народная республика Китай.
— Если вы обслуга, то и будьте ею, — огрызнулась Мэй Соонг. — Завязывайте пакет и держите язык за зубами.
— В следующий раз ты, очевидно, потребуешь, чтобы тебе принесли трон, — прошептал ей Ремо.
Мэй повернулась к Ремо и взглянула на него:
— Если мы живём в феодальном обществе, стало быть, наша группа, выполняющая секретную работу, должна являться частью его, не так ли?
— Полагаю, что так.
Мэй Соонг улыбнулась с победным видом.
— Тогда почему я должна выслушивать оскорбление от раба?
— Послушайте, — возмутилась мисс П. Уолш. — Это я не намерена выслушивать подобную чушь от вас или от кого-либо ещё. Если вы хотите, чтобы вам упаковали пакет, ведите себя пристойно. Меня ещё никогда так не унижали.
Мэй Соонг приободрилась и с самым напыщенным видом приказала мисс П. Уолш:
— Вы — обслуживающий персонал, вот и занимайтесь своим делом!
— Послушай, ты, красотка, — вне себя от гнева заявила мисс П. Уолш. — Мы все — члены профсоюза и не обязаны глотать такие грубости. Или разговаривай нормально, или получишь сейчас свой плащ в физиономию.